Газетный дебют Шолохова

Михаил Шолохов начал с фельетона

Среди многочисленных юнкоров и рабкоров, которых сумела подключить к выпуску газеты редакция появившегося в Москве «комсомольского печатного органа», оказалось несколько будущих классиков советской литературы.

Один из таких мастеров пера — Александр Жаров, ставший в последствии очень известным поэтом. Начиная с 1921 г. бывший секретарь Можайского укома РКСМ, перебравшись из Подмосковья в столицу, был принят в журналистскую команду «Юношеской правды» и участвовал в непростой работе по выпуску «молодежки» — «организовывал» необходимые бумагу, краску, бегал по предприятиям и учреждениям, добывая заметки «с мест»… Но главное — писал «соответствующие текущему политическому моенту» стихи, которые регулярно печатались на страницах газеты.

ИНТЕРНАЦИОНАЛУ МОЛОДЕЖИ

Призрак туч седое небо гложет:

Близок день — прольет Вселенский дождь…

Рвутся ввысь знамена молодежи,

К Коммунизму рвется молодежь!

В целом мире сонмы лиц проворных

До утра не склонят головы;

Раздувая мировые горны

Животворным пламенем Москвы!..

(«ЮП» 1 августа 1921 г.)

В «Юнправде» появлялись тогда и сочинения другого стихотворца -дебютанта — Александра Безыменского, который потом стал одним из признанных «официальных» поэтов в СССР.

ПАВШИМ

Видишь, на улице голой

Кто-то с душой грозовой

Ржавым штыком приколот

К серой груди мостовой.

В час, когда прошлого тени

Бьют в роковой барабан,

Каждая пядь оденет

Этот кровавый бант…

(«ЮП» 10 августа 1921 г.)

А в номере за 19 сентября 1923 г. «Юнправда» напечатала фельетон, подписанный псевдонимом «М. Шолох». Это было первое опубликованное произведение будущего Нобелевского лауреата, автора «Тихого Дона» и «Поднятой целины» Михаила Шолохова.

ИСПЫТАНИЕ (Случай из жизни одного уезда)

— Насколько я припоминаю, вы, товарищ Тютиков, раньше были членом партии? — обратился секретарь укома РКСМ к сидевшему напротив человеку в широком модном пальто, с заплывшими жиром самодовольными глазками.

Тот беспокойно заерзал на потертом ситцевом кресле и неуверенно забормотал:

— Да-а-а… Видите ли, я… э-э-э занялся торговлишкой, ну меня… Одним словом, по собственному желанию выбыл из партии.

— Так вот что я хотел вам сказать: на одной подводе с вами до станции поедет секретарь волостной ячейки Покусаев. Он командируется на сельскохозяйственную выставку… Я лично очень мало знаю его и хочу просить вас, как бывшего партийца, вот о чем: ехать вы будете вдвоем, так вы прикиньтесь этаким «нэпом» (наружность у вас самая подходящая) и тоненько попробуйте к нему подъехать. Узнайте его взгляды на комсомол, его коммунистические убеждения. Постарайтесь вызвать его на искренность, а со станции сообщите мне.

— Своего рода маленький политический экзамен, — самодовольно качнув жирным затылком, сказал Тютиков и улыбнулся.

— Пишите, благополучно ли доехали! — провожая Тютикова, крикнул с крыльца секретарь.

х х х

Вечер. Дорога. Грязь…

Покусаев, свесив длинные ноги, дремал под мерный скрип телеги, и на скуластом, конопатом лице его бродили заблудившиеся тени.

Тютиков долго рассматривал соседа, потом из чемоданчика достал хлеб, колбасу, огурцы и звучно зачавкал. Покусаев очнулся. Сел боком и, задумчиво глядя на облезлый зад лошаденки, с тоскою вспомнил, что забыл на дорогу поесть.

— На выставку? — глотая, промычал Тютиков.

— Да.

— Х-м-м. глупости. Людям жрать нечего, а они — выставку.

— Выставка принесет крестьянству большую пользу, — нехотя отозвался Покусаев.

— Дурацкие рассуждения.

Покусаев дрыгнул ногой и промолчал.

— Строят ненужное, лишнее. Вот хотя бы эти комсомолы. Ведь хулиганье! Давно бы прикрыть их надо.

— Не трепись. За подобные речи получишь по очкам.

— Не я у власти, а то показал бы Кузькину мать! Комсомолистам-мерзавцам прописал бы рецепты. Этакие негодяи, безбожники!

Вдали замелькали огни станции, а Тютиков, давясь колбасой, продолжал ругаться и громить безбожников-комсомольцев.

— Выдумали воздушный флот строить! Драть бы негодников!.. — уже хрипло дребезжал Тютиков, искоса через пенснэ поглядывая на Покусаева. — И всех главарей…

Но ему не суждено было закончить свою мысль.

Покусаев привстал и молча, неуклюже навалился тощим животом на самодовольный затылок соседа.

Свернувшись дугою, два человеческих тела грузно шлепнулись в грязь. Подвода остановилась. Не на шутку перепуганный Тютиков попытался встать, но разъяренный секретарь, сопя, раскорячился на длинных ногах и повалил Тютикова на спину.

Из-под бесформенной кучи неслось пыхтение и стоны.

— Уво-о-о-м… Секретарь просил… в шутку… — хрипел придушенный голос, а в ответ ему злое рычание и звуки, как будто били по мешку с овсом.

х х х

«Парень несомненно надежный, — писал на станции Тютиков. — Но…» — Он окинул взглядом грязное пальто, потрогал ушибленное колено и что-то беззвучно шепнул вспухшими губами. — «Но…»

Тютиков с тоскою посмотрел на выбитое стеклышко пенснэ, почесал карандашем синюю переносицу и, безнадежно махнув рукою, закончил: «Не смотря на все это, я доехал благополучно.»

Лиха беда — начало. После первого фельетона Шолохов опубликовал в «Юнправде» еще два. Зимой 1924-25 г.г. в той же газете появились и первые рассказы Михаила Александровича.

Уже через несколько лет автор незамысловатого «Испытания» удивит читателей своими романами и рассказами, которые будут печататься миллионными тиражами. Но самый-самый первый растиражированный литературный опыт Шолохова так и останется, забытый всеми, на страницах московской «молодежки».